— Не бзди, мужики! — взвился под небеса истошный визг Куника.
И вдруг черная молчавшая казарма ожила. Вспыхнул свет. Кроме центральных дверей, распахнулись боковые. И трех прорех казармы живыми потоками наружу ломанулись блатные.
— Глуши козлов!
— Сучье позорное!..
— Петушня помойная!..
— Мочи пидеров!..
Костя увидел, как Куник, метнувшись навстречу толпе, сливающейся из трех потоков, увернулся от вспорхнувшего над его головой лома, и пряжкой, под свист ремня, уложил одного и, обернувшись, ловко достал первого — с ломом, уже вырвавшегося в чужую толпу. Оба подмялись, звякнул о бетон покатившийся лом.
— Минус два! — провопил Куник. — Мочи блатных!
Драка расползлась по всему плацу.
Костя сразу подался в тень трибуны, в темноту. Но и там было страшно: вдруг увидят, что прячется.
На мягких ногах вбежал он в тусующуюся толпу одетых и своих. Он крутил вокруг себя ремнем, надеясь, что никто к нему не сунется. Его и не трогали. И он снова отбежал в тень — передохнуть. Нуцо уделал одетого — лопатой плашмя.
— Луди вторую роту! — кричал Женька, молотя арматуриной по одетым.
Костя готов уже был в очередной раз ворваться в драку, уже ногу приготовил для толчка, но от удара в спину у него перехватило дух.
— А-а!.. Ма-а-ма!..
Пока он несколько мгновений ждал смерти, стриженый блатной, отоваривший его пряжкой, побежал дальше. Костя понял, что не умрет. За блатным рыпнулся Нуцо, оторванный от своей драки Костиным воплем, и успел приголубить блатного лопатой. Из прорвавшейся на спине гимнастерки потекла чернота. Блатной сунул руку за спину, глянул на нее и помчался к своей казарме.
— Назад! — прокричал кто-то.
Неожиданно, как по команде, вторая рота стала отступать к своей казарме. Четвертая навалилась на отступающих.
— Козлы! — орал Куник.
Ремень он потерял и дрался просто так.
— Еще! — взвыл рядом с Костей Миша Попов, тыча рукой в сторону.
Костя повернул голову, и у него онемели ноги: от техкласса отвалилась толпа одетых и молча неслась на них.
И отступившая было вторая рота, мощно подалась вперед. Блатные схитрили.
Полуодетые, придавленные сбоку свежими силами, заметались по плацу и, сбивая друг друга с ног, бросились домой, к казарме.
— Куда?! — заорал Куник. — Сто-ой! Стой, падлы!..
Костя бежал с зажмуренными глазами. Когда он открыл их, увидел, что в метре от него впереди несутся трое одетых с палками. Он обхватил голову руками и, споткнувшись, кубарем покатился по шершавому плацу. Одетый рыпнулся к нему с палкой над головой.
— Не бе-ей!.. — Голос Кости сорвался на писк.
— Удав гнутый! — Одетый с размаху ударил его сапогом.
Хотел по голове, но Костя увернулся — попал по ребрам. И побежал дальше.
Костя потерял дыхание и на четвереньках уполз с плаца в темноту. И заткнувшись за голый куст акации, скрючился. Потом с трудом вытолкнул накопившийся воздух и понял, что опять жив.
Вдалеке из толпы одетых с криками вырывались полуодетые и неслись к казарме.
Блатные лупили оставшихся.
Вдруг Костя услышал возле своей головы цокот подков, не стройбатовский цокот… Задевая за куст, на плац выносились губари, на бегу сдергивая с плеч автоматы. Раздались короткие очереди.
Костя впервые в жизни слышал настоящие выстрелы.
Драка замерла.
— Губа-а!..
Все бросились врассыпную. Одетые бежали рядом с раздетыми. Куник с Мишей Поповым ломанулись во вторую. А одетые мчались к ним — в четвертую. Костя отжался от земли, встал в несколько приемов, не сразу, и, наращивая ход, заковылял в роту. На плацу, помыкивая, корячились подбитые.
Трещали выстрелы. Костя споткнулся, налетев на сугроб и, падая, увидел, как здоровенный длинный губарь с откляченной задницей гнал перед собой раздетого с лопатой и палил вверх из автомата.
И вдруг раздетый споткнулся, выронил лопату, свет прожектора мазнул его по лицу, блеснули зубы. Нуцо! Губарь с разбегу налетел на него и стволом автомата ударил в спину.
Нуцо обернулся и застыл, уставившись на губаря.
— Ты-ы? — прошипел он. — Ты-ы?..
И пошел на губаря. Тот молча пятился, по-дурацки загораживаясь автоматом.
— Ты! — выкрикнул Нуцо. — Ты!
— Не подходи! — Губарь перехватил автомат. — Убью!
Сзади над губарем взметнулась лопата. Костя видел ее блестящий штык. Губарь выронил автомат и схватился за голову. Вскрик был совсем слабый, заглушенный остатками драки и редкими выстрелами.
Нуцо шагнул в темноту, куда упал губарь, и медленно выпятился обратно.
— Беги! — громко прошипел он, выдергивая у солдата из рук лопату. — Беги, Фиша!
…Деревянные подпорки-столбики у крыльца четвертой роты были выломаны. Женька Богданов метелил одетых, но те, не обращая внимания на удары, тупо перлись в чужую роту.
Костя долго втискивался в узкий дверной проем, заклиненный ошалелой толпой. Кто-то оттолкнул его, он снова втиснулся, его ударили по лицу, он не ощутил боли. Добравшись наконец до своей койки, Костя упал на нее и с головой накрылся одеялом.
Сколько времени прошло, он не знал. Кто-то сдернул с него одеяло. Костя открыл глаза. Быков.
За разбитыми окнами тормозил «Запорожец» Лысодора. Лысодор, в шапке пирожком, в коричневом драповом пальто, быстро вошел в казарму.
— Здравствуй, Петр Мироныч! — протянул ему руку Быков. — Кто дежурным сегодня?
— Буря… Младший лейтенант Шамшиев.
В роту влетел старшина Мороз. Дернул руку к козырьку.
— Твои, Остапыч, — с удовлетворением сказал Быков. — Молодцы ребятки… Ты им сухари суши, Остапыч.